– Разумеется. Только почему бы тебе и твоим людям не принять единственно верное решение: перестать биться против нас и выступить вместе с нами против узурпатора Нерона и негодяев, которыми он себя окружил? Сделай это, и я, безусловно, сумею уговорить моих соратников пересмотреть отношение к тебе как к перебежчику на чужую сторону. – В глубоко посаженных глазах легата замерцал огонек. – Да, префект Катон. Я полностью сознаю ту роль, которую тебе надлежало сыграть в этих непростых событиях. Если б ты сделал то, чего от тебя ждали, все уже благополучно завершилось бы. В эту самую минуту Нерон был бы уже мертв, а сенат провозгласил бы императором Британника. Ну, а любой мало-мальски честный человек не колеблясь примкнул бы к нашему делу. Так что тебе не поздно перейти на нашу сторону. Тебе и всему твоему воинству.

Катон покачал головой.

– Поздно, господин легат. Поздно и бессмысленно. Ты сам это понимаешь. И кстати, добровольным участником вашего заговора я не был никогда. Меня втянули в него твои сообщники. Те самые, что похитили моего сына и пытались выставить меня убийцей сенатора Граника, выдав это убийство за козни Палласа. Лично мне такие деяния кажутся несовместимыми с понятиями о чести.

Легат слегка поморщился:

– Не будем более о ней. Ты вот говоришь, что у вас преимущество. Но за городской стеной все еще стоит половина моего легиона. А потому пройдет лишь некоторое время, и они изыщут способ сомкнуться с моими людьми здесь.

– Та половина отошла и расположилась у дороги в Остию. И если я прав в своей догадке, она намерена ждать, чьим перевесом кончится заваруха в городе. Так что тебя эта половина не спасет.

Секунду Пастин это усваивал, а затем ответил:

– Возможно, я не доживу до падения Нерона. Но оно так или иначе произойдет. В игре задействованы и другие силы.

– Вот как? И какие же?

– Уж не думаешь ли ты, префект Катон, что тебе изложат все детали грандиозного замысла? А я-то думал, ты сметливей… Впрочем, мне нет до этого дела. Если мой легион не может сюда пробиться, то я считай что обречен. Тем меньше меня заботит мысль о сдаче. Я ведь не глупец, Катон. Мне доподлинно известно, какой конец ждет тех, кто поставил на карту все – и проиграл. Зная Палласа, я с уверенностью могу сказать, что в случае сдачи кончина мне уготована протяженная и крайне мучительная.

– Тебя не только своя смерть должна волновать, – вставил слово Макрон. – Ты о людях своих подумал?

– О ком?.. Не смеши меня, центурион. Люди в большинстве своем приходят и уходят, не оставляя следа. Такие, как ты. И даже твой префект. Кто вспомнит Катона в грядущих поколениях? Нет, в памяти остаются лишь имена знатнейших фамилий.

– Меня от ваших, от аристократов, прямо-таки мутит. Вот так бы взял и разблевался.

– Макрон, это не на пользу разговору, – сделал замечание Катон. – Господин легат, в случае сдачи тебя ждет суд. Но это будет суд справедливый, даю тебе в этом слово. Измена твоя не подлежит сомнению, но у тебя будет шанс изложить свои доводы. Честь по чести. Если же ты, наряду с собой, обречешь на гибель и своих людей, то имя твое навеки погрязнет в бесславии.

– Суд, говоришь? – Пастин холодно рассмеялся и повернулся к сидящему в углу толстячку. – Насчет суда давай расспросим моего радушного хозяина. Я поймал его, когда он хотел порскнуть отсюда со своими нечестивыми делишками. Что скажешь, Цефод? Ты бы взялся меня выгораживать? Думается мне, языкастый паразит вроде тебя, лишь понаслышке знакомый с правдой, не говоря уж о справедливости, не преминул бы покуситься на мои монеты и лжесвидетельствовать от моего имени. Скажешь, нет?

От такого предложения законник поежился. Облизнув губы, он залопотал в свойственной его ремеслу манере: фальшиво-вкрадчивым говорком человека благовоспитанного, но лукавого и обтекаемого со всех сторон:

– Не уверен, господин, что гожусь для этой почетной задачи лучше всех. Тем не менее готов порекомендовать, скажем, Лонгина. Вам это интересно?

– Постой-постой, дай угадаю… Не такой ушлый, как ты, но каким, в случае чего, можно поступиться? – Пастин в отвращении передернул плечами. – Ух, проклятое племя… Жаль, что я не застану падение Рима. А то перед этим я стер бы с лица Земли всех крючкотворов.

– Ты не первый, кто этого пожелал бы, – с чувством сказал Макрон. – Хотя думается, далеко не последний.

Оба переглянулись с улыбкой умудренной солидарности. Вскоре после этого медик закончил накладывать повязку, и Пастин нетерпеливым взмахом выпроводил его.

– Сдаваться, префект Катон, я не буду. Хотя и благодарю за предложение. Подозреваю, ты милосердней тех, кто тобой командует.

– Господин легат, умоляю еще раз подумать.

– Решение принято. Теперь прошу вас оставить меня.

Возражать было бессмысленно.

– Как пожелаешь, легат, – скорбно кивнул Катон. – Макрон, идем.

– Стойте! – вскочил со стула Цефод. – Возьмите меня с собой!

– А ну, сидеть! – гаркнул Пастин, уставив в его сторону палец. – Еще раз двинешься – лично тебе глотку перережу.

Бедняга, словно побитый пес, ужался обратно в угол, а Пастин мстительно улыбнулся своим гостям.

– Если я и сделаю что-нибудь доброе в свой смертный час, так это избавлю мир от еще одной скользкой жабы.

Катон, а вслед за ним Макрон отсалютовали легату и, покинув контору, через внутренний двор вышли на улицу, ведущую обратно к Капитолийскому холму. Легионеры молча смотрели парламентариям вслед, а у Катона сердце надрывалось от мысли, что из-за легата и его друзей-заговорщиков вновь будут гибнуть ценные, нужные отчизне люди.

* * *

По возвращении к храму они обнаружили, что в Боариум к офицерам вышли оценить обстановку император и его ближайшие советники. Нерон по такому случаю решил поверх своей лиловой с золотом туники надеть доспех; при этом военная экипировка лишь оттеняла его худосочность и мелковатый подбородок. От императора Катона с Макроном отделял неплотный строй телохранителей-германцев.

– Этих двоих пропустить! – подойдя сзади, скомандовал Бурр, и телохранители расступились.

На префекте претория поверх белоснежной туники красовался зеркально-серебристый нагрудник – вопиющий контраст с перепачканными пыльными доспехами Макрона и Катона, измазанными к тому же кровью после отчаянного боя за Фламиниевы ворота.

– Я так понимаю, вы говорили с Пастином о сдаче?

– Да, господин военачальник.

– И что?

– Наши предложения он отверг.

– Значит, смерть ему, – подытожил Бурр. – А вместе с ним и большинству его солдат. Жаль… Но что теперь поделать, коли он избрал этот путь. Идемте, с вами хочет говорить император.

Он подвел их к Нерону, стоявшему особняком от остальных, сложив за спиной руки и озирая сверху участок, который удерживал с оставшейся частью своего легиона Пастин.